Как мусульманин стал супергероем в стране торжествующего атеизма. Два романа Леонида Соловьева о Ходже Насреддине – хит середины XX века о грустном весельчаке, который смеется над падишахом и богатеями. Автор и сам мог бы стать героем романа – он сел в лагерь как террорист. Современники о нем оставили только доносы, а его героя сегодня бы посадили как «ваххабиста».
«Джихад русской литературы» - проект Надежды Кеворковой о встрече русской литературы с исламом и мусульманами. Первый сезон (11 серий) заканчивается 1917 годом. Второй с него начинается.
«Возмутитель спокойствия» и «Очарованный принц» – две книги Леонида Соловьева о Ходже Насреддине, народном герое безбрежного мусульманского мира, каким он был в XIII веке. Но и о самом авторе можно писать роман. Он родился в ливанском Триполи в 1906 году, поскольку отец его служил инспектором сирийских школ русского православного палестинского общества. Они прожили в Ливане три года и вернулись в 1909 в Самару, а после революции и в разгар жуткого поволжского голода в 1921 году семья бежала в Коканд в Среднюю Азию. Здесь Соловьев прожил девять лет, работая журналистом.
Содержимое
Орхан Джемаль о Ходже Насреддине
Орхан Джемаль: "Соловьёвский «Ходжа Насреддин» это же, конечно, литература очень исламская, не по форме, а по духу. Это очень исламская литература, и надо сказать, что, сам Соловьев очень много лет прожил в Средней Азии, он был связан со Средней Азией. Он всё это знал не искусственно, он не слышал вот об этом, он не рассказывал - он всё это видел своими глазами! Он знал всех этих персонажей, он знал все эти типажи, он знал все эти характеры, - он переносил абсолютную реальность, которая кстати с тех пор мало чем изменилась. Я когда приезжал, допустим, в Узбекистан, я видел те же формы, которые, может быть, немножко внешне чуть-чуть поменялись, но по сути дела я знал о них еще со времён детского прочтения романа о Ходже Насреддине.
Но строго говоря, конечно же, это описание того, что происходит внутри ислама, внутри исламской уммы, с любовью, при чем вот не с такой «покровительственной надменностью» какого-то Хоттабыча, а с настоящей, честной, искренней любовью, с настоящей честной солидарностью. Потому что, конечно, Ходжа Насреддин, это не просто фольклорный персонаж, из такого вот «среднеазиатского фольклора». Соловьёвский Ходжа Насреддин» поднимается до пафоса, настоящего, правильного. Я бы даже так сказал: соловьёвский Ходжа Насреддин - это первый исламист в русской литературе!
Ходжа Насреддин - это носитель политического ислама. Потому что то, что он конвертирует там - мораль и этику - в политическую деятельность, вот она и делает его таким первым исламистом русской литературы.
Соответственно, все вот эти Гусейны Гуслия, аналоги, допустим, Талгатов Таджуддинов, они подвергаются вот той же самой насмешке, тому же самому осмеянию и издевательству, которые сейчас исламист может адресовать таким вот «чалмоносным муфтиям». То есть, на самом деле, если уж так говорить, то сейчас бы если бы Ходжа-Насреддин жил бы среди нас, то многие называли бы его вахабистом".
Успех повести Соловьева
В 1930 году он приезжает в Москву, поступает в институт кинематографии и выпускает свою первую книжку якобы им собранных в Азии народных песен о Ленине.
Удивительным образом по следам его книжки в Азию едет настоящая этнографическая экспедиция – и о чудо – находит все эти песни на национальных языках.
В 1940 году выходит его первая книжка о Насреддине и имеет оглушительный успех. Представьте себе, во время войны он военкор, а Яков Протазанов снимет по его книжке фильм. Война, идеология нарастает, а в Советском союзе снимается фильм о насмешнике над богатыми и сильными мира сего.
Акрам Муртазаев о Ходже Насреддине
Акрам Муртазаев: "Я думаю что написано конечно чужим. Написано чужим, но написано вполне нормально. Дело в том, сложно сравнить с чем-то, но когда приезжий человек прибывает в какое-то незнакомое место, он выхватывает какие-то детали, и читать его интересно.
И тоже самое произошло с Соловьёвым, который написал про Насреддина, используя какие-то легенды, какую-то литературу... Но всё равно, я читал например с интересом, мне было интересно, это было такое лёгкое чтиво, детектив. Интересно, смеялся, улыбался. Некоторые детали сейчас сложно вспомнить, но некоторые детали достаточно достоверны. Ну как, человек, который прибывает на Восток впервые - его впечатления всегда интересно читать. Это совсем другой Восток. Это такой миф Востока, который существовал, мне кажется, всегда. Независимо от того, кто прочитал, или кто не прочитал, эту книгу.
«Насреддин», - это такой народный анекдот, народное остроумие, народный защитник, народный Петрушка. Вот этот образ «смешливого человека», который путешествует и смеётся над всем и над всеми – это, наверное, любимый образ в любой стране. Вот на Востоке - это Ходжа Насреддин.
Причем, его границы же не ограничиваются какими-то государственными границами, он как бы «герой Востока». Он, может быть, даже спаситель Востока. Он смех Востока, он остроумие Востока, и он - сердце Востока! Потому что «анекдоты Насреддина» - это была та часть, которую знает в общем каждый человек, живущий на Востоке".
Вторая книга Соловьева написанная в лагере
В 1946 Соловьева арестовали как террориста и опасного заговорщика. Восемь лет лагерей ему дали. Перед этим 9 месяцев тяжелейших допросов и пыток. Соловьев вины своей не признал. Если не считать, что изумленному следователю он поведал, что арест – это кара за его вину перед его женой.
Изумленный следователь все это записывал, как и подробнейший план переустройства Советского союза и критику советского строя. Большая часть дела Соловьева по-прежнему не доступна, но это то, что мы пока можем прочитать.
В лагере он пишет свою вторую книжку, которая чудом сохранилась. В 1954 году она столь же чудесным образом напечатана. И снова оглушительный успех.
Соловьев возвращается после лагеря в Москву к своей жене Тамаре Седых, та не хочет его видеть, выставляет его вещи и возвращает все его письма нераспечатанными.
Саид Гафуров о Ходже Насреддине
Саид Гафуров: "Да, это совершенно другой стиль, жанр. Соловьев же тоже вырос в среде, в семье востоковедов. Больше того, две книги Соловьева - они же разные совершенно. Довоенная и та, которую он писал в лагере, и это очень интересный нюанс, очень важный нюанс.
Это заставляет думать, что с философской точки зрения, что такое в жанровом отношении вторая часть Ходжи Насреддина? Является ли это таким авантюрным романом, как первая часть? Не совсем.
Многие его называют философским романом, но, если это философский роман, тогда здесь и возникает очень интересная вещь, что это идет практически впервые достаточно полное отображение мироощущения исламского протеста, который против процесса угнетения исламских обездоленных. Это очень интересно. Это создает совершенно другую вещь. То есть действительно Ходжа Насреддин выступает против сначала эмира Бухары, а потом кокандского или хивинского хана".
Алексей Кортнев о Ходже Насреддине
Алексей Кортнев: "«Ходжа Насреддин» типичное произведение, основанное на всяких народных сказаниях о народном же защитнике, заступнике - такой «плутовской роман». Куча аналогов опять же, в литературе и, скажем так, основано не на среднеазиатском колорите, а на европейском, это какой-нибудь Тиль Уленшпигель, условно говоря. Может быть сравним, но, правда, Уленшпигель повоинственней чем Ходжа, конечно.
Или наш, какой-нибудь Иван-Дурак? Ну такой, развеселый, непутевый, но в то же время очень умный, плутоватый, ну вот такой прямо архетип, поэтому и воспринимается… Роман о Ходже Насреддине, он не устаревает и не умирает абсолютно, в отличии от «Старика Хоттабыча». Во-первых, он так не нашпигован идеологией безумно и поэтому не протухает, а во-вторых, в нём гораздо меньше вообще - чем он сходится со «Стариком Хоттабычем» - в нём же тоже, совершенно нет никакого отношения к религии, понятно, что оно присутствует в то время, в том месте, но никак себя не проявляет.
Речь идёт только о взаимоотношениях между богатыми и бедными, власть имущими и неимущими, сильными и слабыми, и всё. А как это окрашивается с точки зрения мусульманства, это всё как бы оставлено за скобками, за страницами романа. Я, когда её прочитал, мне кажется, что я понял, о чем речь идёт. Мои дети.., да тоже поймут. Слушайте, мне кажется что «плутовской роман» это «плутовской роман» - его поймут в любое время и в любом месте".
Иван Давыдов о Ходже Насреддине
Иван Давыдов: "О чем речь, собственно сами вещи, которые там описаны и, наверное, это всё куда-нибудь уйдет, ну, кроме книг по-настоящему талантливых. «Ходжа-Насреддин» в гораздо более интересных условиях, понятно, что это был советский хит, невероятно большой дефицит, и книжку Соловьева эту знали и цитировали все, и её сложно было достать, где-то у меня лежит добытая мной и в подростковые ещё годы зачитанная до дыр и известная мне местами почти наизусть.
Но ведь это совсем другой пример, это совершенно другой подход к Востоку. Это вот не Саидовский ориентализм. Вроде бы она идеологизирована, но она идеологизирована ведь ровно настолько, насколько на самом деле аутентичные рассказы о Ходже-Насреддине идеалогизированы.
Но эта книжка о том, что богатые злы и глупы, но бедные, за счет того, что они умны и отчасти смелы и ещё остроумны, могут жить в этом страшном мире богатых. Но похоже, во-первых, что вот это реалии, которые не денутся никогда и никуда. Во-вторых, это талантливый писатель. Да, не из самых крупных наших прозаиков, никто не станет ставить его в один ряд с Платоновым или тем же Шаламовым, но он и не рвется - это совершенно другая вещь.
Это развлекательная, это очень качественная и развлекательная литература, написана остроумным человеком, с кучей не устаревающих шуток, ну, не знаю, шутка про «зверь, именуемый кот» - не может, наверное, устареть, наоборот, с появлением фейсбука она может только еще обрести новое дыхание.
Восток показан там глазами.. такой реконструированный Восток, исторически чуть-чуть припорошенный пылью времени, Восток показан там с любовью и показан знатоком. Для меня было большим откровением, если вы помните, там куча эпиграфов из книги «Ожерелье голубки», которая вот с такой какой-то невероятной цветистостью написана.
Я думал что Соловьев это всё придумал, а это такая пародия на вычурный, ориенталистский как раз стиль. А потом я прочел книжку «Ожерелье голубки», - нет, она вот так и написана, она существует, она из позднего средневековья - это точная цитата, люди так писали, и это показывает с каким знатоком мы на самом деле имеем дело.
И она немножко дидактическая, но это нормально для книги, если не детской, то подростковой. Потом, она ведь учит не, я не знаю, не борьбе классов, не уничтожению мулл и чиновников - она про любовь, про добро и, боюсь.., или вернее не боюсь, думаю, что запрос, на такого рода вещи, никуда не денется, и Соловьев долго еще будет находить своего читателя. Это хорошая книжка".
Дмитрий Губин о Ходже Насреддине
Дмитрий Губин: "Да он никогда толком и не жил, мне вообще так кажется, потому что кто читал Ходжу Насреддина… Понимаете, Ходжа Насреддин — это что-то вроде Шолом-Алейхема все знают, что есть такое непонятное Шолом-Алейхем, и все знают, что есть такой Ходжа Насреддин, ну что именно кажется, и тот, и другой произносили всякие мудрые мысли по всякому поводу.
Но попробуйте припереть к стенке хорошо образованного советского человека - вот он вам не скажет, это подлинные герои или герои фольклора, это название книги или это имя автора. Просто, знаете, есть некий лимит на экзотические отпечатки - вот с одной стороны должен быть запомнен такой вот Хаджа Насреддин и приписываемое мы ему, хотя я, вот абсолютно будучи советским интеллигентом, то есть не знающий ничего толком, я тоже вам с ходу не скажу - вот это знаменитое «кто умрет первый - падишах или ишак» - это сказал Ходжа Насреддин или это сказал не Ходжа Насреддин".
Ходжа Насреддин Соловьева
В 1955 он отправляется к сестре в Ленинград, женится на учительнице русского языка. Больше он не напишет ничего выдающегося, а в 1962 году умрет. Большие писатели не понимали его успеха, а критика хранила гробовое молчание. О нем осталось несколько страниц воспоминаний его соавтора Витковича и один абзац в дневниках у Юрия Олеши.
У Соловьева Насреддин 35-летний полный сил человек, Насреддин из сказок – это глубокий старик, которому нечего терять. Вот и получилось так, что Насреддин благодаря Соловьеву шагнул из XIII века в ХХ и уверено шагает в ХХI. И Насреддин по-прежнему сильнее богачей и падишаха.
