В журналистских кругах о бесстрашии Орхана Джемаля ходят легенды. В какой бы точке земного шара ни происходил военный конфликт, он рвался туда. Орхан все хотел видеть собственными глазами, чтобы доподлинно понимать происходящее и быть в соприкосновении, как он сам говорил, с историей. В его рабочем списке Ливия, Афганистан, Сомали, Донбас и много других горячих точек планеты, информацией из которых пестрят заголовки газет и разделы военной хроники. 30 июля 2018 года выдающийся журналист, военный корреспондент был убит в Центральной Африканской Республике вместе со своими коллегами. Обстоятельства смерти не выяснены до сих пор. Да пребудет с ним милость Аллаха!
Максим Шевченко, журналист, общественный деятель: «...Сейчас ты живой или вечность. Да? Поэтому, конечно, в нем было это, присущее только таким исключительным личностям, аристократическим. Ощущение есть это, упоение в бою у смертной бездны на краю. В нем это было. Безусловно. Отрицать это тяжело».
Орхан Джемаль: «Я привык к войне, где можно голоснуть вертолету, братишка, подбрось туда–то там, да. Где не нужны деньги, документы и т.д., и т.д. К войне привыкаешь быстро. Война – это свобода».
Дмитрий Муратов, издатель, председатель редакционного совета «Новой газеты»: «Но все хорошее, – пишет Орхан в книге, быстро кончается. В том числе и война. Я потом долго думал над этой милитарийской, как бы, природой таланта. И он к войне относился, как к способу обновления мира. Для меня не близок этот взгляд, но он у него был обоснован. И он платил не кем–то. Он на войну не посылал. Он пушечное мясо не комплектовал. Он ненависти к ксенофобии никогда не возбуждал. Он не был создателем войн. Он искал в них проявления духа. Вот такой вот у него странный его подход».
Акрам Муртазаев, журналист, лауреат премии «Золотое перо России»: «Мне кажется, что война помогла ему войти в журналистику. Но не думаю, что, именно как военный корреспондент, он как бы был на каком–то особом положении. Прежде всего, у него была голова. То, чем он занимался, это уже, практически, не имело значения. Он и в мирное время мог бы это делать. Но война, как бы стимулировала, война активировала, война делала его голову наиболее необходимой в это время».
Ренат Хабибуллин, документалист: «Орхан был очень странным журналистом, потому что он все время забывал, что он журналист. Он начинал помогать героям своих репортажей. Дружил с ними, заботился о них, спасал их. Вы, наверное, с трудом можете в это поверить, потому что знаете, журналисты не спасают людей. Но Орхан был необычный журналист. Как супергерой из подросткового романа».
Дмитрий Муратов, издатель, председатель редакционного совета «Новой газеты»: «Во время страшных событий «Норд Оста», захвата мюзикла на дубровке, Орхан там был, буквально, с первых минут или часов. Понадобилось нашей Ане Политковской и Роме Шлейнову внести туда воду, им разрешили террористы принести туда воду. Орхан выгребал последние деньги вместе с Политковской и Шлейновым, потому что не могли даже обеспечить воду и соки. А, именно вода и соки потом оказались важнейшим антидотом. И выжили те, кто в ком было достаточное количество жидкости. В том числе то, которое доставили наши журналисты: Политковская, Шлейнов и, помогавший им, Джемаль».
Максим Шевченко, журналист, общественный деятель: «Он мог все деньги отдать. Мог получить деньги и надо будет, отдать все деньги. Абсолютно, отдать. Он жил, как по писанию. Понимаете, он мог отдать последнюю рубашку, последнее там. Ничего не жалел. У него привязки к материальному, к дунья, вообще не было. Совершенно».
Руслан Айсин, историк, политолог, главный редактор проекта «ТатПолит»: «В 2006 году умирал Илья Кормильцев. Это известный автор песенника группы Наутилус Помпилиус. Являлся тогда другом Гейдара Джемаля, Орхана. Перед смертью он принял Ислам. И, когда стало известно, что он болеет раком, у Орхана тогда скопилось порядка миллиона рублей на новый автомобиль. Когда он узнал, что такая ситуация с Ильей Кормильцевым случилась, он все деньги отдал на лечение».
Михаил Фишман, главный редактор журнала «Русский Newsweek» (2008-2010): «Он мне помогал в ситуациях, когда, казалось бы, я от него помощи не должен был ждать и не ждал, Орхан пришел ко мне на помощь. Неожиданно и я совершенно не ждал этого. Скорее, даже наоборот. Наоборот, он пришел мне помогать. И тоже, я не могу сказать, что я этому как–то удивился. Это было в порядке вещей. Это было совершенно естественно. Вообще, удивительным образом, не было этого барьера, который между нами должен был стоять. Очевидно, должен был стоять. По всему, что нас различало. Почему–то отсутствовал».
Орхан Джемаль: «В этих местах можно увидеть вот такой вот знак «Осторожно, слоны». Может быть, проедем немножко, увидим знак «Осторожно, тигры», кто его знает».
Михаил Зыгарь, журналист, военный корреспондент, режиссер: «Про Орхана же никогда не понятно, в какой момент он тебя троллит, а в какой момент он действительно, всерьез за что–то топит. Он, поскольку очень доброжелательно и с уважением все время к собеседнику все время разговаривает, и чтобы он не говорил, нет ощущения, что он тебя учит, что он один знает, как надо, как правильно, как оно все устроено. Совершенно нет. Он все время рассказывает то, как это он себе это видит и, поскольку он это говорит все время с таким лукавым прищуром, нет ощущения на 100%, я не был уверен, что он не троллит. Но ты все равно понимаешь, что такие правила. И он все равно при этом так улыбается, что понятно, что он думает намного шире, нежели та риторическая поза, которую он принял в данный момент».
Ренат Хабибуллин, документалист: «Как у любого героя, у Орхана, казалось, было много жизней. Возможно, в первый раз его должны были убить в октябре 2005 года в Нальчике. Он приехал в город после, так называемого, нападения ваххабитов. Правда, Орхан подозревал, что многие уничтоженные боевики – это на самом деле случайно погибшие мирные жители. На одном из блокпостов его стали обыскивать, прочитали расшифровки его интервью и решили убить. Но Орхана чудом спасли коллеги, Анна Бокшицкая и Фатима Тлисова, которые стали звонить по всевозможным телефонам всех возможных начальников Кабардино–Балкарии. Орхан просидел 17 часов в отделении и вышел».
Максим Шевченко, журналист, общественный деятель: «Великолепные репортажи из Нальчика, бесстрашие тоже. Его там били эти рубоповцы шестого отдела. 2005 год 13 октября, мятеж, так называемый, его там чуть не убили тоже. Кяров там такой, Анатолий Кяров был, глава шестого отдела. Кярова убили потом самого. Ну и Орхана убили. Всех убили. Всех нас убьют. Всех нас убьют. Все, кто не захочет встать на колени, перед этой гнилью, перед этим демоническим фактором, всех убьют, так или иначе. Договор невозможен. И, я считаю, что своей смертью он нанес страшный удар по этой системе. По крайне мере, многие люди окончательно определились, что с этой преступной бандой, которая убивает наших друзей, не по пути. И, поэтому, конечно, без них мир, без Орхана – это вырванная пустота зияющая, которую невозможно заполнить, если честно. Ничем».
Ренат Хабибуллин, документалист: «Орхана невозможно было удержать на границах рутинной мирной жизни. В свой законный отпуск он ездил в Сомали. А, как только заполыхало в Ливии, Орхан отправился туда. Казалось, что он не вернется, пока война не закончится. Однако, тяжелое ранение ноги заставило его прервать командировку».
Дмитрий Муратов, издатель, председатель редакционного совета «Новой газеты»: «Стреляют. Веди себя спокойно. Попали в ногу из КПВТ, веди себя спокойно. Удивлялись известницы, как он с ними разговаривал по телефону, передавая репортаж с почти оторванной ногой, и только в конце этого по телефону сказал, что с ним произошло».
Максим Шевченко, журналист, общественный деятель: «Мы вывозили, еще спорили. Он все время говорил, что это 12.7 (калибр). Я говорю, братан, если бы было 12.7, у тебя нога улетела бы в Египет просто. Какие 12.7. Просто 5.45, обыкновенный. Масимум 7.62, снайпер. Нет, 12.7. Вот мы, я помню, ехали. У него гангрена начиналась. У него тяжело так уже, попахивать начинала его нога. И мы торопились. Нас ждал самолет австрийский. Российское Государство, естественно, предало Орхана и бросило его на произвол судьбы, умирать. Но, не бросили его друзья. То есть, я поехал за ним, Ливан Первелин, наш друг в Вене, Арам Габрилянов дал деньги на то, чтобы я туда поехал, все это организовал, потом оплатил его лечение. Но для Орхана эта была мучительная боль. Просто страшная боль. Он должен был подкручивать этот аппарат, там на микрон, на миллиметр утром и вечером, винтик. Это на наших глазах происходило все. Представляете, кости свои сдвигать самому. Рычал буквально так, вот от боли, но он ее переносил. Он привык к боли невероятной. Боль его сопровождала последние годы после ранения каждый день, непрерывно. У него все время была боль, практически».
Орхан Джемаль: «В Ливии меня подстрелили. Я вообще долго лечился, довольно сильно подстрелили. Как только встал на ноги, уехал на Донбасс. То есть, если что–то сейчас «заварится», где–то «каша», конечно, я поеду».
Михаил Фишман, главный редактор журнала «Русский Newsweek» (2008-2010): «Он всегда шагал по краю. Он не ходил где–то между. Он рядом со смертью. Я не знаю, искал ли он ее специально, мне сказать трудно. Я не настолько близко с ним общался. То, что он все время ходил рядом, это точно. В какой–то момент она вот его схватила».
Орхан Джемаль: «Можете представить себе, не знаю, Дартаньяна, лишенного смерти? Реальный человек может умереть в любой момент. Он не способен определить некую точку, где это случится. Этот миг является некоторым экзаменом, потому что за ним, возможно, смерть. Именно это наделяет этот миг сутью. Если ты не понимаешь, что ты через секунду будешь просто трупом, то эта секунда бессмысленна. Она лишена содержания пережить по другому, переиграть, переделать, у тебя будет еще много секунд запаса, но их нет. Потому что вот эта возможность умереть через секунду, она вот и делает ее настоящей, и именно эта возможность отличала реального персонажа от того, кто полностью придуман».
Акрам Муртазаев, журналист, лауреат премии «Золотое перо России»: «Выпотрошил себя до конца или выпотрошил. Мне это не понятно. Но то, что он сделал очень многое, это уже известно. И то, что он сделал, это уже другое пространство, это уже другая Россия, это уже другие мусульмане, это другая страна».
Михаил Зыгарь, журналист, военный корреспондент, режиссер: «От того, что Орхан не напишет больше ни одного репортажа, это не значит, что этих репортажей больше нет. Не значит, что его больше нет. Не значит, то, что он сделал, уже не с нами. Нет, это все с нами. Все, в целом, то, что он с нами был, то, что он с нами есть, это так. Это никто у нас не отнимет».
Максим Шевченко, журналист, общественный деятель: «Человеку в этой жизни нечего терять. Орхан понял эту истину, до конца ее прошел. Нам нечего терять в этой жизни. Ничто в этой жизни не заслуживает того, чтобы прямо цепляться за это за все. Поймите. Поэтому тут вот такая тайна есть. Терять вообще на этой земле нечего. Жалко только иногда вот эти рассветы осенние и вот это вот видение – голубые небеса, золотой лес. Вот это, наверное, жалко эту картинку. Но, тоже так, может другие, будут картинки. Кто же знает. Наш брат уже знает. И мне кажется, что он знает очень хорошо все. Уже».
