В среде мусульман отношение к исламоведению неоднозначное. Многие полагают, что эта наука – порождение и служанка колониализма. Она появилась, чтобы изучать «мозги» населения стран исламского мира с целью более успешного их порабощения. Однако сами ученые отмечают, что академическое исламоведение не занимается критикой ислама, тем более атеистической пропагандой, его задача — предоставлять обществу непредвзятую информацию о мусульманской религии и духовных ценностях и ориентирах его последователей. На вопросы ведущего программы "За и против" Хамзата Наврузова отвечает Игорь Алексеев, доцент кафедры современного Востока РГГУ, руководитель научных программ Фонда Марджани. Помимо прочего, он также проводит сравнение востоковедческих традиций России и стран Запада.
Во времена государственного атеизма к исламоведению интерес был только в контексте идеологической борьбы. Эта наука стала поощряться лишь после начала войны в Афганистане, которая показала, что отсутствие научных разработок чисто исламской тематики является одной из причин слабости советской государственной машины.
Итак, что собой на самом деле представляет эта научная дисциплина. Давайте разберемся.
Содержимое
Кратко об исламоведении
Исламоведение (исламистика, исламология) — сфера религиоведения, изучающая ислам как теологическую и морально-этическую систему и связанные с его бытованием идейно-политические, социально-экономические, культурно-интеллектуальные феномены, институты и нормы.
Проще говоря, исламоведение – это все же наука, посвященная исследованию ислама, а не исламская наука.
Работы, написанные исламскими учеными, скорее, принадлежат к исламской традиции, чем к исламоведению, поскольку они представляют собой развитие мусульманской духовной традиции.
Оставаясь равноудаленными от всех школ и течений ислама, исламоведы оказываются вне рамок религиозно-философской и идеологической системы ислама.
К исламоведам относят себя представители самых разных профессий:
- источниковеды, работающие с источниками мусульманского вероучения
- исследователи мусульманского права
- специалисты по мусульманской философии
- страноведы, занимающиеся изучением стран Ближнего и Среднего Востока, Северной Африки, Центральной Азии и Кавказа
- этнографы, изучающие обычаи, быт, материальную и духовную культуру мусульманских народов; политологи, занимающиеся изучением современных политических процессов в мусульманских регионах и сообществах России и мира
- бывшие сотрудники кафедр научного атеизма, ныне преподающие ислам в высших учебных заведениях; культурологи, специализирующиеся на цивилизационных (институциональных и ценностных) параметрах ислама
- историки, изучающие историю стран и обществ исламского мира
- представители официальных духовных организаций мусульман; мусульманские авторы, пишущие работы по исламу и об исламе
Действительно ли академическое исламоведение - это колониальная наука, выясним с нашим сегодняшним гостем доцентом кафедры современного Востока РГГУ, руководителем научных программ Фонда Марджани Игорем Леонидовичем Алексеевым.
Что такое исламоведение
Скажите, пожалуйста, что такое исламоведение согласно, лично вашей интерпретации, у каждого своя интерпретация?
На самом деле интерпретаций не так много, потому что речь не идет о каком–то сугубо дискуссионном понятии. Исламоведение – это широкое поле разнообразных научных дисциплин, которые изучают все, что связано с исламом. Это и изучение письменного наследия, и изучение истории, культуры, и современной жизни в самых разных ее аспектах: социологических, политологических, культурологических и т.д. То есть, если давать какое–то определение, то скорее всего, если возможно какое–то, в принципе, определение исламоведения, то оно будет наименее дискуссионным. Исламоведение – это научное изучение ислама, всего, что с ним связано.
История исламоведения
Многие полагают, что исламоведение зарадилась, как колониальная наука. Что вы ответите критикам, потому что вы этому посвятили свою жизнь и действительно важно понимать, как человек, занимающийся исламоведением, относится к подобной, может быть, критике и отношению тех, кто критикует вашу деятельность.
Исламоведение, как наука, развивавшаяся на западе, знание западного европейского мира об исламе, оно конечно зарождалось в связи, можно сказать еще в доколониальную эпоху, в связи с необходимостью, которую они видели в том, чтобы вести сначала религиозную полемику с исламом, а потом и подчинить себе мусульманский мир. Поэтому, здесь не с чем спорить.
Другое дело надо понимать, что за то время, пока наука развивается, она сама по себе тоже проделывает определенную эволюцию, трансформируется и в этом смысле западно–академическая наука прошла довольно большой путь, от этих ангажированных позиций до, скажем не до, а по направлению, потому что явно эта цель еще не достигнута в полной мере, но по крайне мере, прошла и проходит путь по направлению к выработке стандарта нейтрального академического изучения предмета.
Вопрос на самом деле шире, потому что действительно во второй половине 20 века и в научной среде в принципе активно обсуждается вопрос о том, в какой степени гуманитарное знание любое, ислам с данном случае – это частный случай, можно сказать про что угодно, про этнографию индийцев Северной Америки и про сравнительную культурологию и даже изучение, порой, истории различных стран, насколько все эти подходы в рамках гуманитарных дисциплин могут быть зависимы или независимы от культурных, политических, исторических предпосылок и от того бэкграунда, который заложен в голове, в личности самого исследователя.
Человек, изучающий других людей, не может в полной мере быть свободным от своей собственной человеческой составляющей и поэтому, естественно, в той или иной степени, на любого исследователя будет влиять то, что связано с его происхождениями, его культурной принадлежности, его ценностными установками и ориентациями, даже просто персональными. И это, конечно, влияет, в том числе, и в нашем случае. Понятно, что, если это знание практически развивается в прикладных политических целях – это одно, это скорее прикладной социальный заказ и больше политическая технология, чем академическая наука, но и, как показывают дискуссии последних десятилетий, академическая наука на сто процентов нейтральной оказаться не может, поэтому в любом случае, и академическое пространство – это тоже соревнование различных подходов, потому что школы образуются вторично, как результат какой–то институализации научного знания, учителя, ученики и т.д.
Здесь речь скорее не о школах, а об оптике взглядов, потому изучающий историю ислама в Великобритании, в России и, например, в Турции, будет смотреть на это по–разному, из своей перспективы. Здесь может быть какая–то колониальная ангажированность, но развиваются и постколониальные исследования, которые, в общем–то, ниспровергают этот, так называемый, колониальный подход и ратуют за деколонизацию знаний и всего прочего. Академическое поле очень широкое и в нем представлены самые разнообразные точки зрения и взгляды, в то числе и друг на друга, и на предмет.
Отличия европейского и российского исламоведения
Кстати, вот что интересно, чем отличается образовательные востоковедческие исламоведческие традиции, которые есть в России, от европейских коллег. То есть, может быть какая–то специфика у российского исламоведения, в чем роль, собственно, российского исламоведения?
Здесь опять нет таких двух полюсов, где с одной стороны единое какое–то заподное исламоведение, с другой стороны единое российское исламоведение. И на западе существуют разные школы и разные подходы, но и в России ситуация не в один цвет окрашена. Поэтому сравнивать вот так в целом, довольно сложно. Можно сравнивать какие–то исследования по конкретным темам или каким–то более узким предметным областям.
Но, если попытаться так в целом сравнить, во–первых, что бросается в глаза, западно–европейская традиция, конечно, намного старше, насчитывает несколько столетий, восходит к торической протестантской теологии, ну и даже светская академическая университетская традиция все равно лет на сто, как минимум, старше российской. У истоков российского востоковедения стояли в том числе и, скажем, немецкие ученые и т.д.
Поэтому, как и в целом, у истоков российской научной традиции, если говорить о дореволюционной российской империи. Современная российская наука является наследником советской науки, которая с свою очередь тоже сумела сохранить из дореволюционных традиций, но и привнесла довольно много того, что было связано с советской спецификой, и идеологической, и особенностью организации вообще научной жизни и научных исследований в советское время. Вот этого советского давления в западной науке не было. Поэтому читать работы наших исследователей, написанных в середине двадцатого века и работы, скажем, европейских ученых, надо по–разному. Здесь надо делать скидку на то, что был партком, который заставлял по каждому поводу цитировать Маркса, Энгельса, и учитывать в анализе исторических событий, там, культурных процессов, марксистскую парадигму и т.д. Но сегодня этого вроде бы уже нет, но сегодня и состояние отечественной науки, в целом, как и в целом общество, такое же, то есть наука находится в таком же состоянии, что и общество. Соответственно, с этой точки зрения, самое главное, что у нас и специалистов намного меньше, и исследований существенно меньше.
С чем это связано?
Это связано с общим положение вообще ситуации с наукой, культурой в современном российском обществе. Это совершенно точно и не относится к приоритетам, видимо, современной российской жизни. Несмотря на то, что в последние годы декларируется обратное, но конечно требуется время для восстановления даже хотя бы того объема, масштаб которой был в советские годы, не говоря уже о более раннем периоде. Я вот еще должен сказать, что дореволюционное российское исламоведение было интегральной частью мировой науки.
Наши ученые не просто печатались активно и читались за рубежом, но они и создавали тот канон европейского исламоведения, который потом развивался уже в двадцатом веке. Бартфельд и многие другие участвовали еще в первом издании международной энциклопедии ислама, известнейшего крупнейшего справочного энциклопедического пособия и главного информационного ресурса. В общем–то эта дореволюционная традиция она в целом, в советское время была прервана. Хотя сохранялись некоторые нити в лице конкретных людей, которые получив революционное образование сумели в советское время воспитать каких–то учеников, которые не подпали, допустим, под репрессии или еще что–то.
Проблема в том, что масштаб институциональный совершенно другой. Если у нас в любых центрах научных, которые занимаются изучением исламской проблематики, можно сосчитать по пальцам, то есть это единицы, то в Европе это десятки и сотни. Но и соответственно, понятно, что современная российская наука менее заметна в научном мировом пространстве, чем западная, хотя отдельные исследования вполне хорошо известны и котируются.
Демократия и Ислам
Вот как вы считаете, в современном и Государстве могут ли мирно сосуществовать, эффективно причем, демократия и ислам? Как вы считаете?
Это зависит о того, что из себя представляет, в том или ином обществе демократия и что из себя представляет в том или ином обществе ислам. Опять же, мусульмане живут в демократических странах Западной Европы и Северной Америки. Не сказать, что там они живут без проблемно, но, тем не менее, вполне они в этом обществе существуют и даже те бесконечные разговоры о той или иной угрозе или опасности, эти дискуссии внутри этих обществ.
Вопрос не идет о существовании как таковом. То есть мы говорим об эффективном сосуществовании этих направлений.
Даже, так сказать, алармистские дискуссии, когда речь идет об опасностях, угрозах и т.д., это дискуссии, которые происходят внутри этих обществ с участием, в том числе, и мусульман, которые являются гражданами этих стран. Что говорит о том, что каких–то фундаментальных не решаемых проблем нет. То, что демократия не очень получила развитие в, так называемых, традиционных мусульманских странах, где мусульмане составляют большинство, то, что мы называем таким понятием, сегодня уже теряющим смысл, мусульманский мир. Сегодня весь мир мусульманский, нет ни одной страны в мире, где бы мусульман не было. Если мы говорим о странах Среднего и Ближнего Востока, предположим, то это проблема не ислама и не демократии. Это проблема сложившейся в этих странах политической культуры, в которой, по большом счету, ни тому, ни другому в полной мере места нет.
История востоковеда Олега Яроша
Впервые с мусульманами Олег Ярош столкнулся во время учебы в университете в Одессе. Это были арабские студенты из разных стран.
Олег Ярош, ученый: «Меня это привлекало. Я стал читать литературу, потом установил контакт с мусульманами».
Однако серьезный интерес к исламу у него появился в Польше во время учебы в католической семинарии.
Олег Ярош: "Меня все больше и больше привлекал ислам, как религия, которая дает объяснения понятные и которые принимаются без противоречия".
Олег начал изучать ислам самостоятельно, засиживая в библиотеках Варшавы и Краково, он читал различную литературу, посвященную исламу.
Олег Ярош: "Очень много литературы было в библиотеке, посвященных исламу, написанные исследователями и также переводные работы мусульманских теологов".
В итоге он оставил учебу в семинарии и переехал в Киев, где поступил в аспирантуру.
Олег Ярош: "Я сам с Одессы, но я переехал в Киев, поступил в аспирантуру и потом принял ислам".
Такой духовный поиск Олега не был случайным. Он всегда был убежден в существовании Творца, однако искал самый правильный путь к нему.
Олег Ярош: "Это путь, который шахада открывает и он кончается только в ахирате".
Логичным завершением этого поиска стало принятие ислама. Олегу на тот момент было всего 27 лет. Совсем недавно перед этим он женился.
Олег Ярош: "Ислам позволяет жить в семье и семейная жизнь – это тоже служение Всевышнему и тоже приближает тебя".
Олег открыл для себя новый мир и новую систему ценностей, в которой он получал ответы на все свои вопросы. Мусульман в его окружении стало еще больше. Он взял себе мусульманское имя – Али.
Олег Ярош: "Появилось много мусульман знакомых людей, с которыми я поддерживаю отношения и с теми, с кем я раньше был знаком".
Будучи ученым гуманитарием Али Олег уверен, что никаких противоречий между исламом и наукой не существует.
Олег Ярош: "Наука не стоит на месте. В нашем разуме заложена определенная идея, которая присутствует. Мы не находим это во внешнем мире, это постоянство. Внешний мир изменчив. Тоже есть что–то постоянное и раз эта идея есть, то должно быть, чему эта идея соответствует, правильно?"
Приход к исламу и кардинальное изменение образа жизни стало одной из причин того, что Али начал изучать ислам, как ученый.
Олег Ярош: "Я изучаю принявших ислам, новых мусульман, как они приходили в ислам, как это влияло на их повседневную жизнь, на их отношение со своим кругом общения социальным, со своей семьей. Они стараются изучать ислам, стараются углубляться, стараются дальше распространять".
Некоторые из его исследований касались и украинской общины мусульман. Поэтому о будущем украинской уммы он говорит, в первую очередь, как ученый.
Олег Ярош: "Украина, несмотря на определенные изменения, безусловно они происходят постоянно. Кром это у нас есть, конечно, трудовые мигранты, но их не так много и в этом плане Украина не будет, мне кажется, привлекательной".
Совсем недавно исполнилось двадцать лет с того момента, как Али стал мусульманином. И в этот юбилейный для него год Всевышний Аллах проявил еще одну милость к своему творению – возможность совершить хадж.
Олег Ярош: "Просил Аллаха, чтобы у меня была возможность совершить хадж".
Али говорит, что теперь в нем три главных эмоций.
Олег Ярош: "Конечно, я счастлив, альхамдулиллях, что есть такая возможность. Сосредоточен на том, чтобы доехать до аэропорта завтра утром ин шаа Аллах, сесть в самолет, нигде не потеряться. Там братья будут, конечно. Что очень важно – это чтобы Аллах его принял".
Ощущение Саудовской Аравии не менее интересно для него, как ученого. Однако Али хочет сохранить чистоту своего намерения и паломничества.
Олег Ярош: "Правильно совершенный хадж возвращает человека в состояние фитра, по сути дела, то есть чистоты такой вот природной. И это для меня очень важно".
Как ответственный мусульманин Али стремится полностью сосредоточиться на правильном выполнении всех обрядов, желая вернуться из хаджа очищенным от грехов.
Олег Ярош: "Поскольку в повседневной жизни разные грехи, большие, малые, поэтому хадж – это очень важно и укрепляет тоже иман".
Он верит в то, что паломничество к дому Аллаха навсегда изменит его жизнь.
Олег Ярош: "В хадже если ты попадаешь, это тебя очищает и укрепляет твое намерение. Так я это вижу, дальше следовать по пути Аллаха".
Ислам - затормаживает прогресс?
Многие ученые и видные деятели, являясь атеистами, утверждают, что религия – это, в своем определенном смысле, пережитки средневековья. Как вы к этому относитесь, к этому утверждению и считаете ли вы, что, если человек придерживается религии, то прогресс, как говорится, притормаживается и общество, человечество не движется вперед, а движется назад. Как вы считаете?
Во-первых, это точка зрения, на которую вы ссылаетесь, она как раз не характерна для ученых. Эта позиция гораздо характерна была для пропагандистов научного и не научного атеизма, для каких–то публицистов, участвующих сегодня в общественной полемике после того, как кафедры атеизма исчезли, но это переместилось куда-нибудь, допустим, в фейсбук, в целом в интернет.
Научная позиция никогда не оперировала такими понятиями и в общем даже понятие пережиток, если и употребляется учеными, то оно как правило не нагружено специально отрицательными аннотациями пережитков, то, что досталось нам от прошлых времен. Сам по себе он не обязательно должен оцениваться отрицательно и задача ученого, конечно, состоит не в борьбе с пережитками.
Задача ученого состоит в выяснении, выявлении того наследия, которое осталось нам от прошлых эпох и того места, которое это наследие занимает в современной нашей жизни. С какой–то точки зрения можно сказать, что для исследователей ислама пережитки представляют особый на самом деле интерес и чем больше, так называемых, пережитков, я вот специально значит ставлю каждый раз это в кавычки, тем более интересен предмет для исследования, на самом деле, поскольку это и становится той проблемой, которая изучается.
Поэтому никакого научного разумного ответа о прогрессивности или не прогрессивности роли религии дать нельзя, потому что современные точки зрения большинства ученых, вообще такие глобальные категории невозможно оценивать однозначно в целом. То есть религия или религиозные институты, или религиозные люди, они могут играть разную роль в разных обстоятельствах и то, чем это становится, прогрессивным или не прогрессивным, да хотя даже и сами эти термины, надо сказать, они сегодня проблематизируются. Вы не можете и я не могу дать никакого однозначного определения прогресса вне каких–то узких осязаемых сфер. Понятно, что такое технический прогресс, но что такое социальный прогресс, это совершенно не понятно. И никакой единой общепринятой концепции социального прогресса, некой шкалы, которая бы всеми была принята, которой мы можем выстроить общество.
– Не существует?
– Конечно, не существует. И, наоборот, современные исследователи, скажем, социальной эволюции, говорят о том, что эволюция не только не линейна, но и она многовекторна. И соответственно, общества развиваются в разных направлениях и по–разному. И от того, что стандарты, и практики, институты одного общества не похожи на другое, которое мы почему–то считаем прогрессивным, из этого совершенно не следует, что это общество более дикое или менее цивилизованное, и т.д.
Поэтому вопрос о роли религии в этом смысле прогрессивные или не прогрессивные, оценки роли религии в таких терминах, он теряет всякий смысл, потому что у нас нету в целом этой шкалы и мы можем только говорить, мы можем только описывать, что в таком–то обществе религия играет такую–то роль, выполняет такую–то функцию. Где–то она является стрежнем, вокруг которого цементируется это общество, где–то на основе религиозных предписаний строится, допустим, Государственный институт, где–то не строится, но она играет роль в быту, где–то она и в быту не играет роль, но сохраняется как, допустим, маркер идентичности и самосознания, и так далее. Вот об этом говорят ученые, а не о прогрессивности или регрессивности. Это скорее дело политиков, публицистов и общественных деятелей. Оценить что–либо, как прогрессивная или еще в каких–то других такого рода категориях.
Интересно, как относится научная среда к мусульманам, которая занимается светским исламоведением? В принципе их всегда же можно обвинить, скажем так, в субъективности, в ангажированности?
Точно также и исследователи, которые не являются мусульманами, можно обвинить в обратной ангажированности, поэтому здесь скорее, во–первых, я не взялся бы отвечать за среду, я не представляют среду, соответственно никакая среда меня не уполномочивала представлять ее и выступать от ее имени. Мне кажется, что все в основном зависит просто от того, что из себя представляет данный конкретный исследователь.
Потому что, одно дело, если человек оформляет свою ангажированность в неких научных форумах, это один подход. Но, если он действительно при этом достигает научных результатов и мы получаем какое–то новое знание, мы все, я имею ввиду не какую–то специфическую таинственную среду научную, а вот люди, общество получают в результате какое–то новое знание, которое принципиально продвигает нас к более глубокому пониманию предмета, то как раз наоборот, часто принадлежность к изучаемой среде, изучаемой религии, изучаемой культуре, она становится особым преимуществом исследователя. Это не только касается мусульман.
Совершенно понятно, что даже традиционную культуру в этнографическом смысле какого–либо народа гораздо проще изучать тому, кто сам к этому народу принадлежит, у кого нет языкового барьера, кому легки и привычны бытовые практики, кого легко эта среда принимает и кто хорошо это понимает изнутри. Эта перспектива, мне кажется, очень важна на самом деле и то, что в последнее время за счет интернационализации, глобализации науки, за счет ее деколонизации, с чего мы начали, голос, в том числе, и мусульман все более слышен в этом научном академическом пространстве. Это в первую очередь, я думаю, обогащает саму науку и дает ту перспективу, которую не обязательно получил бы исследователь, не погруженный в свой предмет.
Нужно ли Исламу христиановедение?
Мы хорошо знаем, что исламоведение, востоковедение зародилось на Западе. Как вы считаете, нужно ли и можно ли, чтобы в мусульманской среде зародилась такая наука, как христиановедение или западноведение? Покойный Гейдар Джемаль говорил, что такое научное направление, как куфрология стало бы залогом для интеллектуального возрождения исламского мира. Как вы считаете?
В категориях куфрологии я не готов рассуждать, не знаю, я думаю, что, скорее всего, здесь просто нет предмета для исследований, потому что это превратится в очередное такое востоковедение в отрицательном смысле этого слова, то что в такой ориентализм наоборот, потому что нет никакого единого куфра, как предмета. Если куфр это то, что не является исламом, научного смысла, я думаю, это не имеет. Пропагандистский смысл, ну у нас был в свое время научный атеизм, который боролся с религией. Если вы хотите создать исламскую научную дисциплину, которая будет бороться с неисламской, как это делали атеисты по отношению к религии, то скорее всего, результат будет такой же как у кафедры научного атеизма.
Что касается христиановедения, что бы это ни значило, я знаю лично, например, ученых в университетах арабских стран, Турции, Ирана, которые занимаются историей христианства. Другое дело, мне не понятно, насколько в тех обществах, в которых они живут, результаты этих исследований востребованы. Эти люди известны на Западе, они публикуются на западно–европейских языках, в международных журналах и т.д., но насколько в их самих странах, их читают, или их идеи влияют на эти общества.
Востребованность под вопросом?
Совершенно непонятно, потому что у всех этих стран совершенно другие проблемы на самом деле первоочередные и какие–то академические студии, они являются уделом очень узкой группы, образованной прослойки, а на самом деле, мы все знаем, какого положение где угодно. Но исследователи есть, поэтому, если хотите, можете это считать христиановедением и даже существует там арабская иудаика. У меня даже есть в библиотеке несколько книжек египетских исследователей, написанных про историю иудеев в арабском мире и т.д. Нельзя сказать, что этого нет. Просто это все существует в очень таких ограниченных формах и не на столько может быть востребованной, прежде всего, властью в этих странах, как в свое время властью в Европе было востребовано исламоведение. То есть, нету как бы социального заказа на такие вещи. Но исследования есть и люди есть, которые этим занимаются, поэтому это полезно, всегда полезно знать не только о себе самом и собственной культуре, но и о соседях.
Надо сказать, что в исламской науке изучение других религий имеет очень глубокие традиции, восходящие к зрелому средневековью к работам известных мусульманских авторов, сравнивавших различные религии и секты, таких как шахрастани, ибн хазм, бируни и т.д., это все 11, 12, 13 века. То есть тогда, когда на Западе даже об этом не задумывались. Уже тогда эти исследования в мусульманской научной традиции в средневековой, они не преследовали полемических целей. Это было именно познавательное изучение, точно также, как они изучали виды живой и не живой природы, из чего выросло естествознание, натурфилософия, та же самая химия с физикой и т.д. Точно также и изучался мир людей. Полемика тоже была, но полемику вели не эти люди. Вели богословы и прочие религиозные проповедники, но наука эта тоже существовала, поэтому, в принципе, здесь есть что продолжать для мусульман.
