Только по официальным данным, в России трудятся 1 миллион 200 тысяч таджиков. Проблемы этой, казалось бы, далекой страны для нас совсем не посторонние. Тем более, для мусульман России. Ведь, по сути, мы остаемся одной уммой, несмотря на границы и расстояния. Как бы все неадекватные меры по борьбе с экстремизмом, вроде признания хиджаба «чуждым» национальной культуре, ни дали бы прямо противоположный желаемому эффект? О ситуации в Таджикистане, в том числе в сравнении с соседними среднеазиатскими странами, в беседе с ведущим программы "За и против" рассказывает политолог и правозащитник Иззат Амон.
Не успели мы порадоваться за братский Узбекистан, где новый глава Шовкат Мерзиёев начал пересматривать абсурдные ограничительные меры в отношении верующих, доставшиеся ему от Ислама Каримова, как вдруг сразу три соседних государства - Казахстан, Таджикистан и Туркмения - схватились разом за кнут-подавитель религиозных свобод. И это нас, российских мусульман, не может не беспокоить.
В одном из выпусков мы уже говорили о ситуации в Казахстане, который, кстати, наделал немало шума. Сегодня же нам хотелось бы обсудить происходящее в Таджикистане. Туркмения на очереди.
За последние годы в Таджикистане резко усилилось преследование верующих - значительно сузил права мусульман закон о религии. Итак, какие именно меры уже приняты или вот-вот могут вступить в силу. Давайте рассмотрим подробно:
Содержимое
Нарушение прав мусульман в Таджикистане
- Введены ограничения на молитву в мечети, на кладбищах, в памятных и общественных местах и даже дома
- Под предлогом борьбы с экстремизмом чиновники увеличили в мечетях число камер наблюдения и металлоискателей
- Лица моложе 35 лет не имеют право совершить хадж
- Комитет по делам религии при правительстве Таджикистана контролирует не только назначения имамов, но и тексты проповедей в мечетях
- Специальным законом запрещено ношение мусульманских платков в учебных заведениях
- Учителя моложе 50 лет не имеют право отпускать бороду
- Предпринимаются меры по силовому ограничению ношения бород. В прошлом году сотрудники милиции по всей стране задержали сотни мужчин, взяли отпечатки пальцев, многих против их воли побрили
- В список запрещенных, наряду с конкретными организациями типа «Хизб ут-тахрир», внесено неопределенное движение «Салафия»
- Разгромлена, признана экстремистской и запрещена Партия исламского возрождения, которая была одной из двух сторон мирного соглашения, положившего конец гражданской войне 90-х годов прошлого века. Депутаты ПИВТ много лет заседали в парламенте. Организация известна конструктивной позицией по всем ключевым государственным вопросам
- В 2019 году с подачи Комитета по делам женщин и семьи может вступить в силу запрет на появление женщин в хиджабах в государственных и частных учреждениях. Закон сейчас разрабатывается специальной комиссией при Генпрокуратуре
Более подробно на сегодняшнюю тему мы поговорим с нашим гостем, политологом Иззатом Омоном.
Куда катится Таджикистан?
Признаюсь, мне было очень приятно наблюдать за тем, как в последнее время отношения между братскими Республиками, Таджикистаном и Узбекистаном, отношения вернулись в нормальное дружеское русло, братское, я бы даже сказал. Но, тем не менее, есть вещи, которые менял лично огорчают. Это те явления, которые сейчас происходят в Таджикистане. Если в том же Узбекистане уже пошли по пути развинчивания гаек, то в Таджикистане ситуация усугубляется, к сожалению. С чем это связано, что происходит вообще, можете прокоментировать?
Понимаете, эксперты тоже заметили вот этот негатив, этот процесс. Конечно, мало объяснимо с точки зрения политики, потому что до некоторого времени, Таджикистан, если можно так сказать, был маленьким островком демократии, несмотря на авторитарность режима Рахмона. Но, после смерти Каримова, все, что было в Узбекистане целиком перешло в Таджикистан. Конечно, власти это объясняют тем, что они обеспечивают безопасность режима и что рядом с нами Афганистан, надо подавлять свободу слова. Поэтому, к сожалению, да, это так. Все негативное, которое происходило в Узбекистане все эти годы, потихоньку перешло в Таджикистан.
Вы сами видите, в принципе уже озвучили, что ужесточение религиозных свобод сейчас наблюдается в ряде среднеазиатских стран. Это Таджикистан, Казахстан и Туркмения. И, в принципе, все главы этих Государств говорят об одном, говорят об угрозе запрещенного в России «Игила». Вот, действительно ли мотивы всех лидеров этих стран одинаковы, в части «Игила», запрещенного в России, или все–таки есть другие какие–то мотивы.
Я, может быть, отчасти соглашусь с выводами официальных властей, что да, есть какая–то угроза. Потому что только из Таджикистана уехало и присоединилось к «Игил», запрещенного в России, где–то, по официальной статистике, две тысячи наших граждан, граждан Таджикистана. По неофициальной статистике, где–то четыре тысячи, может быть еще более, которых мы не знаем. Но, я не думаю, что закручивание гаек, как раз таки, или подавление ими религиозных свобод, или вообще свободу слова, зависит, как раз таки, обеспечение безопасности. Я думаю, что авторитарные власти Центральной Азии, в Таджикистане, в Казахстане, в Туркмении, они видят в исламе некую оппозицию, что ислам составляет им оппозицию. Ислам или исламисты, или политические исламские силы могут как–то конкурировать с официальными властями, поэтому они подавляют религиозную свободу.
Почему таджики уезжают из своей страны?
Есть очень интересное мнение относительно миграции таджиков в Россию, в другие страны. Есть мнение, что та миграция, особенно мужского молодого населения из Таджикистана в другие страны, она, понятное дело, дает некую экономическую финансовую подпитку для Таджикистана, но ключевым фактором является не это. То есть, таким образом, когда мужское пассионарное население уезжает из Таджикистана, это в определенной степени сохраняет стабильность для правящей элиты и власти, потому что в иных случаях, я думаю, власть эта бы не устояла. Если таджикские мужчины будут оставаться в Таджикистане, рано или поздно из–за нехватки работы или каких–то еще социальных благ, это может вызвать некий всплеск и взрыв среди мужского населения, в том числе.
Я вот с этим мнением отчасти согласен, но не в этом дело. Понимаете, власти отстояли свою власть. Например, Рахмон с 94–го года, если не считать два года, в которые он был спикером парламента или председателем Верховного Совета, он является президентом. То есть, понимаете да, когда ущемляются права человека, когда подавляется всякое инакомыслие, тут вопрос не в том, как выдавить этих людей, чтобы они находились где–то в России, нет. Будь эти люди в Таджикистане или где–то там в Казахстане, в Туркмении, их права ущемляются. То есть власти научились как–то бороться и инакомыслием, с теми, кто недоволен властями. Вопрос не в этом. Просто, понимаете, в этих странах царит нищета и голод. Я не шучу. Ситуация в странах Центральной Азии катастрофическая. Я не говорю сейчас о Казахстане, потому что более–менее ситуация там лучше, чем в других странах.
Я думаю существенно лучше.
Да, но в других странах просто катастрофа. Иначе не назовешь. Поэтому люди вынуждены выйти в миграцию, уехать в Россию, в Казахстан, в другие страны. Сейчас популярна среди молодежи Южная Корея, то есть миграция в Южную Корею и в Арабские страны. Теперь миграция у нас неоднородна, не только Россия занимает первое место, но и в другие страны уезжают.
Уезжают мужчины, правильно?
Уезжают мужчины, но и женщин не мало. По последней статистике у нас двадцать процентов. То есть из всего общего количества мигрантов, двадцать процентов составляют женщины, к сожалению.
Тем не менее, возвращаясь к моему вопросу, давайте мы спроецируем у себя в голове такую ситуацию, что таджики, при той безработице, которая есть, социальной незащищенности, которая есть сейчас в Таджикистане и других странах Средней Азии, не было бы того масштаба миграции. Оставались бы все в Таджикистане. К чему бы это могло привести?
Конечно, к коллапсу.
К коллапсу, к социальному взрыву?
Конечно. Безусловно.
Таким образом власть в Таджикистане, поощряя миграцию мужского населения в другие страны, она сохраняет стабильность, стабильность своей власти?
Безусловно. Я с этим мнением согласен, но опять таки, хочу добавить, что, если даже эти люди, эти мигранты, которых там, как говорят, миллион, полтора миллиона, два миллиона, вернулись, я не думаю, что властям Таджикистана, Казахстана или Туркмении что–то грозит.
А мне кажется наоборот. Моя позиция лично относительно этого вопроса, люди, повидавшие страны более свободные, более сытые в определенном смысле, приехав к себе на Родину, мне кажется, захотели бы спроецировать у себя на Родине то же самое, что у них было.
Я с этим вашим мнением согласен, но, мы с вами понимаем, что такое диктатура. Для того, чтобы сохранить свою власть, правители власти, власти этих стран готовы на все.
То есть прибегают к любым методам?
Да. Для того, чтобы уничтожить там сто, двести тысяч человек, вы понимаете, в 91 году, когда у нас гражданская война была, погибло двести тысяч человек. Об этом история пока что молчит, но была борьба за власть. Я не могу, пока историки молчат о геноциде, понимаете, когда в одной маленькой стране, пяти миллионное тогда еще было население Таджикистана, погибает двести тысяч человек и никто об этом ничего не говорит, это не значит, что ничего не было. Поэтому, полагаясь на практику, на опыт, я понимаю, что для диктатуры уничтожать сто, двести, триста, миллион человек, ничего не стоит. Будь эти мигранты дома или где–то еще, я думаю, мало удается кому–то что–то там изменить, к сожалению.
Я с вами согласен, да. Несмотря на то, что такая трагедия случилась, это было в тот период, когда в сознании людей еще сохранилась советская идеология, да, подчиненности постоянной, замалчиваемости существующих проблем. Сейчас все–таки более свободный мир, мы живем в информационное время. Мне кажется сейчас это все гораздо сложнее с этим вопросом.
Может быть. Я, опять таки, отчасти согласен с вами, но поймите, в Таджикистане человек был осужден на девять лет за то, что он в фейсбуке или в одноклассниках, теперь я не помню, поставил лайк какому–то видео в ютубе.
К сожалению, такие подобные прецеденты и у нас есть.
Понимаете, за один лайк – девять лет получает человек. Как вы думаете, если придут группа людей и начинают там бастовать, митинговать, понимаете, за последние тридцать лет в Таджикистане не было ни одного митинга. Вот недавно буквально на севере страны в городе Ходженте бизнесмены вышли, что–то требовали, ну двадцать человек хотели выйти на митинг, свои требования были. Их привлекли к ответственности. То есть настолько власти бояться любого шороха, поэтому я не могу сказать, что если вернутся эти ребята домой и будет там социальный взрыв. Взрыв то будет, но мы же знаем итог этого взрыва. Будет ужас просто. Если взять то, что рядом с нами Афганистан, буквально два дня назад МВД и министерство обороны выпускает заявление, что боевиков «Игил» (запрещена в России) выбрасывают где–то там на границе с Таджикистаном, вот учитывая все эти факторы, конечно, вы представляете, если, не дай Бог, в Таджикистане что–то случится, то последствия будут очень.
Тем более у нас есть прецеденты, когда начальник омона Таджикистана ушел туда.
Да, к сожалению. Но не только начальник, теперь мы уже знаем, что он не один, с ним много его сотрудников, его коллег. Просто оставили и уехали. Мы знаем только об одном начальнике, одном полковнике, но их говорят было много, человек двадцать, тридцать, к сожалению.
Таджики в России
В России различные эксперты и чиновники, кстати, с подачи отдельных представителей власти Таджикистана говорят о том, что среди трудовых мигрантов из Таджикистана в нашей стране, растут экстремистские настроения. Насколько такие подобные заявления соответствуют действительности?
Они соответствуют действительности. Почему?! На то есть основания. Я же сказал, опять повторюсь, что огромное количество людей, обычно это мигранты, которые работали или оставались в России, покинули территорию России для того, чтобы присоединиться к группировкам, запрещенным на территории России, они как раз таки из России поехали туда.
То есть больше выходцев из российской мигрантской среды, нежели из Таджикистана?
Да. Потому что выехать из Таджикистана очень трудно и невозможно, а из России можно покинуть территорию, хотя уже нет, потому что уже контролируют. Но, опять таки, на то есть основания. Я вот приведу пример. Никакая работа идеологическая в этом плане не ведется, ни официальными властями Таджикистана, ни официальными властями России. Что я хочу сказать?
Кто больше заинтересован в этом, как вы считаете?
Все государства. Потому что это беда не только Таджикистана. Мы знаем недавние события, взрыв в метро, в других местах, не дай Бог, конечно, к сожалению, но это происходит. Поэтому все Государства заинтересованы с этим злом. Но работа не ведется, мы не видим никакую работу. Поле оно пустое. Возьмем к примеру youtube, если выступают какие–то официальные религиозные деятели, то против выступают десятки, сотни роликов, которые призывают этих ребят присоединиться туда.
Идеологическая борьба.
Идеологическая борьба, да. Я недавно выступал в мечети на проспекте Мира, как раз таки призывал ребят не ехать никуда, остаться. Если есть проблемы, возвращаться к нам и это видео попало в ютьюб. Понимаете, там читаешь комментарии, да и удивляешься. То есть среда такая радикальная или недовольная, она очень огромная, то есть огромное количество людей недовольны политикой, недовольны тем состоянием, в котором они сейчас находятся.
Негатив, как правило, всегда на поверхности.
Да. Еще приведу пример. Парень, 20 лет, приехал в Россию для того, чтобы работать, подал документы на получение патента, а ему отказали из–за каких–то там причин, он потерял деньги, все потерял, последнюю надежду он потерял. Представляете, он приходит в мечеть или куда–то еще, ему говорят, слушай, вот тебе дадим вот столько денег, зачем тебе вот так существовать, лучше тебе умереть там и попасть в рай, условно скажем. Парню двадцать лет, он конечно согласится и сам теряется, и теряет все свое существование. Знаете, мы таких очень много теряли. И, к сожалению, теряем, потому что не ведется никакая работа. Вот, я призываю властей Таджикистана и России вместе бороться, бороться не силами правоохранительных структур, нет. Это идеологическая борьба.
Заниматься не закручиванием гаек, потому что агрессия порождает агрессию.
Да. Вот давайте вспомним, как раз таки, первое заявление начальника омона Таджикистан Гулмурода Халимова. Когда человека потеряли, он оказался на территории Ирака, тогда еще запрещенного «Исламского Государства» и выступил с заявлением, в котором обратился к министру МВД Таджикистана и напомнил, что вы боретесь с исламом, вы запрещаете хиджаб, вы запрещаете бороду, и лично обратился к министру и сказал ему, это ты на заседании мне сказал, чтобы не было ни одной женщины, которая носит хиджаб, в Душанбе, территория Таджикистана. То есть, есть некие моменты, где власти выходят уже за рамки. Именно ради обеспечения безопасности, они выходят за рамки и перегибают палку. Поэтому, я думаю, что, когда ребята оказываются там, это небеспочвенно, небезосновательно.
Я продолжу вашу мысль. Наверное власть тоже ответственна, даже в первую очередь, что молодые ребята уезжают туда.
Абсолютно согласен. Надо их просто понять, надо с ними общаться, постоянное общение. Я вот хожу по мечетям, общаюсь, разговариваю и ко мне приходят с проблемами, я вижу, у многих есть проблемы. Когда проблемы решаешь, они довольными уходят.
Ислам в Таджикистане
Ислам – неотъемлемая часть истории и основа самосознания таджиков. После разгрома арабами Сасанидской империи, персоязычные народы начали массово принимать мусульманскую религию. Среди предков современных таджиков немало великих ученых и богословов. В их числе называют даже Абу Ханифу. Таджики также особенно гордятся персом Салманом Аль Фариси, одним из известнейших сподвижников пророка (мире ему и благословение Аллаха).
Ильдар Альбеков, культуролог: «С приходом ислама, он круто изменил их, то есть они как нация, как народ сохранили свой язык, но от арабов только переняли они арабицу, писали свои тексты арабским языком. В последствии из персоязычной среды, особенно из таджикоязычной среды, из дарийской среды вышло много известных ученых, особенно хадисоведов».
Наравне с арабами персы заложили базовые элементы фундамента мусульманской цивилизации и активно участвовали в ее развитии. Яркий пример – официальный язык Османской империи, являвшейся до двадцатого века оплотом ислама. Будучи в основе тюркским, на 80–90%, он состоял из персидских и арабских слов. Причем многие арабисты в нем появились именно посредство персидского.
Ильдар Альбеков, культуролог: «Бухара, как известно, стала центром знаний в Средней и Центральной Азии, центром культуры, центром литературы, центром науки, наук естественных и религиозных. Таким же городом был Самарканд. То есть, если судить по этим двум городам, они были персидскими городами».
Персидский язык в эпоху рассвета исламской цивилизации стал вторым по значимости после арабского. Имея богатейшую доисламскую историю, исчисляемую тысячелетиями, предки таджиков помимо всего прочего передали мусульманскому миру образцы структуры управления Государством, внесли огромнейший вклад в развитие науки, искусств и архитектуры.
Ильдар Альбеков, культуролог: «Считает то, что вот булгары, территория Древней Булгарии находится на территории среднего Поволжья. Известно, они приняли ислам в девятом веке. Источники говорят, что булгары вели торговлю с Бухарой и Самаркандом, и ислам приняли от них. Вот элементы даже культуры бухарской, как раз тогда был бухарский эмират, они переняли от них».
Зачастую, в научных кругах можно услышать такое понятие, как арабский халифат. Это не совсем справедливо. Если бы исламскую цивилизацию можно было бы сравнить с телом, то арабы являлись бы в нем одной рукой, а персы, несомненно, были бы другой.
Запрет бороды и платков в Таджикистане
Очень интересно, как официальные власти Таджикистана реагируют на критику их репрессивных методов и репрессивной политики в отношении религиозных людей. Недавно комиссия по свободе вероисповеданию в Соединенных Штатах подготовила доклад, в котором назвала Таджикистан страной, вызывающей беспокойство. Вот как они на подобные заявления различных правозащитников реагируют, очень интересно?
Они никак не реагируют, они говорят, что выводы этих комиссий или каких–то правозащитных международных организаций, неправильные. Например, мы боремся не с хиджабом, а вот с какими–то чуждыми таджикской культуры религиозными одеяниями. То есть, мы не боремся с исламом, мы не боремся с хиджабом, мы боремся с чуждыми нашей культуры, религиозной одеждой.
Тем не менее, мы слышим очень много различных прецедентов, говорящих об обратном.
Да, об обратном, конечно. Сегодня утром я смотрю авторитетное издание «Азия+» напечатала статью о том, что власти отчитываются, что на север страны, есть такой город Исфара, закрыли 56 мечетей. Вы представляете? 56 мечетей. А в прошлом году, опять таки начальник полиции Хатлонской области вышел на пресс конференцию и заявил о том, что они сбрили бороду двенадцати тысячам человек.
Что они говорят? Как они это аргументируют?
Они аргументируют, что борются с терроризмом, понимаете.
Это же абсурд.
Мы вас сейчас переоденем в европейскую одежду и вы перестанете быть террористом. Мы сбреем ваши бороды и вы перестанете быть террористами.
Они в сознании людей наоборот создают конфронтацию.
Представляете, огромное количество чиновников, это выходцы из советской среды, это бывшие коммунисты, советская номенклатура. Чтобы донести до них что–то, это очень и очень трудно. Понимаете, их невозможно изменить. У них есть одно понятие, одно мышление, ислам, хиджаб, борода – это признаки религиозности, это признаки терроризма. Вот с этими явлениями надо бороться.
Это же невежество, в чистом виде.
Есть руководство для борьбы с этим «злом». Для них другого не существует. То есть солдату дали приказ пойти и убивать врага. Все, больше для солдата ничего не существует. Он на поле воин. Также и чиновник таджикский, туркменский или казахский. Понимаете, поступил приказ, они ни о чем не думая, должны исполнять этот приказ. Правильно, неправильно, это уже никого не волнует. К сожалению, это так. А что касается правозащитников, то их вообще не осталось в стране.
То есть нет правозащитников?
Абсолютно. Независимые издания закрыты. Ни одного независимого издания нет. Если какие–то там остались газеты, сайты, они просто хвалят там властей, политику правящей власти. Поэтому ничего не осталось. Абсолютное большинство находятся где–то в Европе, в Америке. Некому критиковать. Если критикуете, вы представляете, у нас адвокаты сидят в тюрьме, вот очень знаменитый был адвокат Бузургмехр Ёров, ему дали двадцать три года.
За что?
Они находят за что. Вот самое интересное что, адвокату этого адвоката дали двадцать один. Тот адвокат, который вышел защищать своего коллегу, ему дали двадцать один. О каких там свободах мы говорим, когда адвокату дали двадцать три, а его защитнику дали двадцать один. Кто–нибудь после этого осмелится?
Нет конечно.
Адвокат, который знает законы, он не смог защитить себя в суде, а обычный гражданин, может выйти себя защитить против этой диктатуры? Нет, конечно. Поэтому люди это все видят и молчат, никто не говорит. Попробуй после этого прийти и сказать, что я не согласен с этим, в том числе со мной. Вот я вышел, обратился к президенту, к правительству и высказал свою точку зрения, как юрист, как правозащитник. И что вы думаете? Меня привлекли, в отношении меня возбуждено уголовное дело по 307 статье, это экстремизм. То есть, о чем мы говорим? О каких там религиозных свободах, свободе слова? Везде царит диктатура, к сожалению.
У меня еще один вопрос возник. Несколько лет назад в России активно обсуждался вопрос об издании нового закона, был даже подготовлен законопроект, инициативы какие–то выдвигались, относительно запрета «Салафизма» на законодательном уровне. Но потом от этой идеи как–то отошли. Таджикистан, кстати, первопроходец в этом вопросе, первая страна, где этот закон был утвержден официально. Вот как он действует, как официальные власти, представители правоохранительных органов, другие может быть спецслужбы, отличают представителей салафизма от жесткого суфиста, для которого идеология запрещенного в России талибана, близка. Как вот различают между собой? У нас почему не был этот закон принят, потому что не было четкой интерпретации, разделения, каких–то признаков. Как вычленить из общей массы мусульман представителя салафизма от представителя других течений?
Это конечно абсурд. Бред таджикских властей, я всегда об этом говорю, как юрист, как правозащитник. Что такое салафия? Салафия – это идеология, это не какое–то движение конкретное, где–то зарегистрированное. Как можно запретить то, чего нету? Я не понимаю. Если это конкретная организация была зарегистрирована где–то, можно сказать, вот сейчас мы запретим.
Это как пресловутая борьба с терроризмом.
Какие признаки у салафизма? Опять таки, это борода.
Но суфисты ведь тоже носят бороду. Как определить?
Наверное они могут отличить суфистов от салафистов. Как раз таки, когда они намаз делают, они делают немного по–другому, поднимают руку или короткие штаны. Это и является признаками салафизма. Кстати, мне рассказали, ребята, которые учились у нас где–то за рубежом в Пакистане, его даже называли руководителем салафизма, мой одноклассник. И мне рассказали, когда его судили, ему дали восемь лет. Когда заканчивается судебное заседание, дают слово подсудимому, он встает и спрашивает, скажите, пожалуйста, в чем я виноват, кого я ограбил, кого я убил, что я такого сделал, в чем меня обвиняют, есть ли потерпевшие? Судья смотрит на прокурора, прокурор на судью и удивляются, а правда же, в чем проблема. Мало того, что он салафит или еще какой–то. Судья спрашивает у него, ты намаз читаешь? – Да, читаю. –Ты суру Фатиха читаешь? –Да, читаю. –Ты в конце аминь говоришь? – Да, говорю. Все, вот этого хватит для того, чтобы тебя привлечь по статье салафизма. И дали человеку восемь лет. Представляете? Я не сторонник всех этих движений, этих идей. Я сужу с точки зрения юриста, правозащитника, знатока международного права, здравого смысла. Человека судить из–за того, что он не так намаз читает, он не так думает, он не так смотрит, не так ходит, не так одевается, это конечно абсурд. Мы живем в двадцать первом веке и называем себя демократической страной. Тем не менее, у нас в стране даже существуют «сатанисты», «свидетели иеговы» существуют, все эти течения религиозные не исламские имеют право на существование, почему–то салафиты не имеют право или другие религиозные течения. В чем проблема? Тоже не понятно.
Приемник Рахмона
Очень интересный вопрос, на мой взгляд. Вы, как человек знающий ситуацию изнутри, ответ, который сейчас прозвучит будет интересен не только жителям России, но и таджикам, которые живут здесь, таджиков, которые будут нас смотреть, живущие в Таджикистане, что сейчас происходит внутри политической элиты Таджикистана? Есть ли у Рахмона преемник? Мы видим, что Рахмон достаточно преклонного возраста, наверняка какие–то кулуарные разговоры о том, кто будет его преемником, ведутся. Есть ли какая –то информация? Какие–то отголоски, что там происходит, до нас доходят, какие–то игры ведутся, на мой взгляд.
Да, конечно. Год или два назад вносили изменения, поправки в Конституцию Республики Таджикистан. Снизили возраст вступления в президента с 35 до 30 лет. Раньше с 35 лет гражданин мог вступить в президентскую борьбу, а сейчас с 30.
Значит кто–то есть на примете.
Понятно, сын президента Рахмона Рустам Имомали.
Сколько ему?
Ему, как раз таки, в следующем году будет 30, он молодой парень. Эксперты говорят, что референдум и изменение дополнительно Конституции было как раз таки сделано для того, чтобы подготовить почву для предъявления приемника.
По пути Азербайджана.
Да, по пути Азербайджана. Конечно, в Азербайджане немножко там хуже, там еще жена. У нас, к счастью или к сожалению, жена пока что еще не существует на политическом горизонте. Но у нас очень активен сын президента Рахмона Рустам Имомали и все как бы уже понимают, да.
А активен в части чего?
Активен в той части, что все уже решили для себя.
Политическую деятельность он ведет сейчас?
Ведет. Представляете, в 26 лет он был генерал–лейтенантом. Он возглавлял таможенную службу Республики Таджикистан. Сейчас он работает в должности мэра столицы, города Душанбе. Он очень активный, в кавычках конечно. Представляете, человеку тридцать лет, он где только не работал, везде он побыл, везде он работал. Естественно все знают, что его готовят для того, чтобы в двадцатом году он вступил в преемники, но здесь другое. В прошлом году у нас приняли закон о лидере нации. Что это значит? То есть, если все таки будут президентские выборы, если все таки преемник вступит в должность президента, у нас в стране будет двоевластие. Потому что по Конституции, по законам Республики Таджикистан, лидер нации имеет право без количества лет избираться, быть президентом. То есть уже никакие рамки не существуют. Может избираться или сам избирать себя. Это Рахмон, он лидер нации. Теперь уже непонятно, многие эксперты говорят, что никаких президентских выборов не будет, он останется у власти, либо если будут какие–то президентские выборы, будет президент и будет двоевластие. Потому что будет аппарат лидера нации и аппарат президента. Я думаю, что президентская должность у нас будет номинальная, как и премьер–министр сейчас, а будет править сам президент Рахмон уже в качестве лидера нации. Поэтому те, кто хотели, кто были или те, кто там есть, никто не думает, чтобы пойти и участвовать в выборах.
То есть разброс кандидатур не такой богатый. Если даже кто–то будет, будет кто–то из этих стариков, которые были рядом с Рахмоном. Все эти двадцать лет, которые бывшие коммунисты, в конце свои голоса передают. Представляете да, человек участвует в выборах, потом приходит и говорит, вот мы все свои голоса отдаем. То есть это все у нас номинально делается, проходят какие–то выборы, кого–то избирают, но все–таки остается у власти тот, кто был все эти 26 или 28 лет.
Только по официальным данным в России трудятся один миллион двести тысяч таджиков. Проблема этой, казалось бы далекой страны, совсем не посторонняя. Тем более для нас, мусульман России. Ведь, по сути, мы остаемся одной уммой, несмотря на границы и расстояния. Репрессивная политика Рахмона лично у меня вызывает лишь негодование. Как бы все неадекватные меры по борьбе с экстремизмом, вроде признания хиджаба чуждым национальным национальной культуре, не дали прямо противоположно желаемого эффекта. Ведь подобными действиями власть провоцирует радикализм. А может быть цель именно в этом и заключается?
